Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аллилуйя! Я обожала дедушку Ибрагима!!!
Глава 30
В то время как в Баку жизнь текла по размеренному руслу, в Карабахе происходили страшнейшие события: вооружѐнные до зубов армяне успели захватить не только Карабах, но уже и близлежащие с ним азербайджанские районы. Не выдержав столь тяжѐлых ударов, всегда подвижный и энергичный дедушка Ибрагим, в отчаянном бессилии, слѐг в постель, и целых два месяца его могучий организм боролся за жизнь. У ног дедушки жалобно мурлыкала грустная кошечка Туту, наводя на всех тоску. Мы страшно боялись потерять нашего дедушку Ибрагима, но, слава Богу, с наступлением теплых дней он неожиданно выздоровел, заявив, что собирается переехать на дачу, где вновь с упоением отдался работе с землѐй.
Верные семейной традиции, летом мы по-прежнему собрались вокруг бедного дедушки, сгорбившегося от выпавшей на его старческие плечи тяжѐлой ноши – оккупации армянами земель наших прадедов. В те летние дни дедушку Ибрагима ожидал ещѐ один удар – он потерял свою любимицу Туту, которая в последние годы почти ослепла и едва передвигалась. Дедушка похоронил еѐ в саду, под абрикосовым деревом, в тени которого Туту любила спать. Могилку дедушкиной любимицы украсил каменный памятник кошечке на низеньком пьедестале с табличкой «Туту-ханым»...
Словно в забытьи, продолжал дедушка Ибрагим возделывать свой сад и собирать вокруг себя детей и внуков, упрямо не замечая того, что дачные дни потеряли своѐ прежнее очарование. Наши сборы на даче в те дни походили на пир во время чумы, потому что все соседские дачи были заселены несчастными азербайджанскими беженцами из Армении, Лачина и Карабаха. Удивительно, но на нашу дачу они не покушались, очевидно, из уважения к личности моего дедушки, который без устали возделывал свой сад, чтобы побаловать богатым урожаем своих обездоленных соседей. Самым высшим наслаждением для себя считал он угощать этих несчастных людей выращенными собственными руками дарами земли.
За нашим столом ежедневно восседали поочерѐдно приглашѐнные новые дачные «соседи», на которых больно было смотреть. Тѐтя Назлы, тѐтя Фатя и бабушка тюками раздаривали им нашу старую одежду. Среди этих потерянных несчастных людей мы выглядели белыми воронами и чувствовали себя очень неловко. Забросив игры и забавы и не находя применения своей энергии, целыми днями мы трудились, помогая дедушке возделывать сад. На даче уже давно перестали готовить шашлыки, чтобы не раздражать соседей опьяняющим ароматом жареного на вертеле мяса. Даже принятый в Азербайджане красивый обычай посылать соседям «пай» – хотя бы тарелку любого свежеприготовленного блюда, аромат которого распространялся за пределы дома, - терял свою силу, потому что при всем желании невозможно было бы накормить столько страждущих, заполонивших всю округу...
Внезапно повзрослевшие, мы приезжали на дачу, словно отбывая воинскую повинность, содрогаясь от мысли, что когда-нибудь, без дедушки эта дача осиротеет. Даже Остров Азераиды, на который мы перестали наведываться, не смог бы развеять нашу тоску...
Да и здоровье дедушки оставляло желать лучшего. Его, никогда не знавшего сердечных болей, время от времени одолевали приступы сердечной недостаточности и резкие скачки кровяного давления.
- Вам запрещены перегрузки, вы должны отдыхать, отец! Помимо того, вам нужно непременно принимать какой-нибудь диуретик! – обеспокоено заявляла тѐтя Назлы, опытный врач-кардиолог, ходившая за свѐкром с тонометром в руках.
- Я совершенно здоров и совсем не перегружаюсь. Вот была бы жива моя Туту-ханым, никакой диуретик бы мне не понадобился! – возражал дедушка, уверявший, что человек, имеющий кошку, никогда не будет страдать гипертонией.
- Может быть, заведѐм новую кошку? – с готовностью предложил папа.
- Нет, сын, я не смогу предать память Туту-ханым... – решительно ответил дедушка Ибрагим.
Не взирая ни на что, он продолжал работать в саду. Как-то, помогая дедушке собирать в саду персики, я неожиданно для себя произнесла: - Как сделать, чтобы время остановилось? Ведь чем дальше, тем хуже...
Дедушка вздохнул:
- И всѐ-таки нельзя терять веру, гызым. Нужно верить в хорошее.
Он больше не называл меня «ахчи», хотя мне иногда так хотелось услышать от него это привычное для моих ушей слово....
- Дедушка, - вдруг попросила его я. – Обещай мне, что ты будешь со мной всегда, пока я живу!
- А я и буду всегда с тобой, - улыбнулся мой дедушка. – Всякий раз, когда ты сорвѐшь с дерева инжир или персик, я буду с тобой; каждую весну, когда будут цвести яблоневые и вишнѐвые деревья, ты будешь знать, что я с тобой; с каждым распустившимся цветком я буду улыбаться тебе, моя родная внученька... Я прижалась к нему и мы долго стояли, наслаждаясь обществом друг друга, а потом он повѐл меня в глубь сада, к цветочной оранжерее, чтобы собственноручно срезать для меня самые красивые цветы ...
Глава 31
Осенью мы перебрались в город. Зачастили дожди. В один из дождливых дней дедушка Ибрагим отправился на четверг поминать нашего усопшего родственника и услышал, как некто из дальних знакомых семьи с неприглядной репутацией ловеласа съязвил за его спиной:
- Среди нас есть и такие, кто мало того, что породнился с армянами, но и прятал в своѐм доме их! И эти люди смеют считать себя порядочными мусульманами и патриотами! Просто стыдно за них, ей Богу...
Дедушка Ибрагим пришѐл домой сам не свой. Весь дрожа от гнева, он поделился с бабушкой Ругиѐй своей болью:
- Разве такую старость мы заслужили, Ругия-ханым? Разве я хоть раз в своей жизни совершил недостойный поступок, чтобы мои дети стыдились меня? Я никогда не зарился на харам*¹, всю жизнь честно и исправно трудился для процветания своей родины. Во время второй мировой войны я, как каторжный, работал на нефтяных вышках, потому что верил, что для победы над врагом нужна нефть. Никогда Советский Союз не смог бы одержать победу над врагом, если бы не героический труд бакинских нефтяников и наша бакинская нефть! А когда Гитлер направился на Кавказ с операцией «Барбаросса», я отправился добровольцем на фронт и воевал, дойдя до самого Берлина. После войны я вновь, не покладая рук, трудился, чтобы помочь восстановлению страны. Где сейчас эта страна? Почему она нас предала? Правильно говорил мой покойный отец, так и не смирившийся с насильственным установлением советской власти в Азербайджане: «Какая разница, кто